Поэтому на презентацию программы фестиваля Rīgas ritmi, который состоится в начале июля, пришел. И ответил на вопросы портала bb.lv — с неизменным чувством юмора.
— Маэстро, вы действительно отлично выглядите и все вас рады видеть…
(Классик — недоверчиво): — Точно — хорошо? Ну ладно. Я пришел, потому что фестиваль организовывает исполнитель на ударных инструментах Марис Бриежкалнс. Я с ним еще в семидесятые играл, никого, кроме нас, не осталось.
И вот два седовласых джентльмена перед вами. Он делает хорошее джазовое дело, фестивалю исполняется 25 лет, в саду Домского собора прозвучит моя программа с американской певицей Шен. Ну и я что–то подыграю, конечно.
Ну еще вот решил посмотреть на двух молодых музыкантов, которые сейчас выступили. Ну, и на вас посмотреть решил… Как, вы еще живы?
— Спасибо, у нас все хорошо. Кстати, как вам выступившие сейчас молодые таланты пианист Матисс Жилинсксис и четырнадцатилетняя певица Elly Bert?
— Тут мне надо что–то сказать хорошее, да? А, ну да, раз передо мной микрофон, то следует что–то сказать…
Сейчас скажу, и сразу желтая пресса откликнется. Ну вот опять напишут, что я открыл новый талант. Опять соврут. Ведь я ничего не открывал, я просто рядом сейчас постоял! А вот Бриежкалнс за таланты серьезно взялся. А теперь я ее послушал, эту девочку, и… как ее зовут? В общем, понял, что глубоко ошибся, надо к ней поближе подойти и заняться с нею.
А пианист какой Матисс! Я его уже знаю. Он же показывает, как надо правильно играть! Он прекрасен! Он все делает правильно, как это делают все джазмены хорошие. В общем, как я говорю: что хорошо, то хорошо и ничего тут не поделаешь.
Он уже хорош, а будет еще лучше, я вижу. Он уже явно слышал Оскара Питерсона и еще кого–то. Взял от них что–то. У него есть фантазия, но он проводник духа джаза… Это у него внутри.
У нас в Латвии вообще очень хорошие инструменталисты, всем известно. А с вокалистами у нас, как у всех латышей — народ поет. Так и есть. Другое дело, как этот материал мудро использовать. Чтобы не дать этим талантам как–то улизнуть из Латвии.
Мы вернулись к тому варианту, о котором мы с Марисом еще тридцать лет назад говорили, что нужны такие концерты с талантами. Но вот хорошей площадки у нас как нет, так и и нет.
— Тут вы явно намекаете, что в Риге так и не построен современный концертный зал?
— Дом конгрессов закрыт. Они что–то там задумали делать, но дело пока что стоит. Хорошо реконструировали дворец культуры "ВЭФ", в котором я иногда выступаю. Но мы там за кулисами стоим вплотную, чтобы на сцену маленькую выйти. Это нехорошо.
Но, впрочем, что все время жаловаться? Это дело политиков. Вот выборы сейчас — все равно же мы выберем все тех же. Ничего же не изменится. Сколько ни смотрю телевизор, так все те же в экран и на выборы лезут опять. И они будут там! И что делать?
— Что вам доставляет радость сейчас?
— Единственное, что мою жизнь освежает, так это мои выступления с Андрисом Кейшсом. Там мы с ним чувствуем себя в своей тарелке. Там мы можем посмеяться надо всем. А остальное все так как–то…
Да, но еще одно радует, если действительно вдруг талант какой появился. Тогда надо думать, что с ним делать, как–то работать с ним. В этом мы специалисты. В общем, надо играть!
И я надеюсь, что наше культурное руководство наконец–то придет к какому–то пониманию. И что–то сделает. Я это все о зале. Я–то видел, как все это происходит, знаю (намекает на то время, когда работал министром культуры. — Прим. авт.). А для талантов нужен зал, потому что концертов много, народ идет, это мой народ.
Новые фестивали каждый день! И всем дают какие–то призы. За жизненный вклад, например. Вот мне дали два стеклянных приза от Фонда Инессы Галанте, но мне–то знаете сколько лет. А однажды, я слышал по новостям, дали 22–летнему пианисту за жизненный вклад большой приз. Ну, зато весело!
Ну, я, конечно, уже отклонился от основной темы… Может, вы хотите знать какие–то сюрпризы и неожиданности в моей программе?
— Конечно!
— Да какие сюрпризы — сыграем все как по нотам! Главное, что кто–то придет на концерт — и мы сыграем.
Ну ладно, серьезно сейчас — я сам не знаю, что там будет на фестивальном концерте, но наверняка какие–то мои излюбленные номера. Певцы будут менять слова в моих песнях какие–то — вот неожиданность. Такие дела.
Да, и там чернокожая певица будет — как всегда на этом фестивале. Они хорошо поют, чернокожие. У них уже в природе джаз, в крови. Точно так же, как и у чернокожих баскетболистов, кстати. У таких никаких проблем в этом! Как запоют — и все вопросы урегулируют, и людям станет хорошо, и всем счастье.
Обо всех сюрпризах не скажу. Но… мы придумали уже одну хитрую комбинацию музыкальную, которая состоит из трех исполнителей. Как это ни весело звучит — на троих. Это Кейшс, Интарс Бусулис… ну и я.
— С этого места поподробнее…
— Мы уже кое–что записали… В общем, мы замахнулись на нашего Вильяма, понимаете ли, Шекспира, на сонеты Шекспира — программа будет вскоре. Испытанная веками поэзия высшего класса. И что из этого выйдет? Не знаю!
Но Интарс, как всегда, демонстрирует свое мастерство. И у меня это не джазовая музыка. Я вообще не знаю, что это такое. Что–то посередине. Мы вчера тут с Интарсом, кстати, созванивались. Он сказал, что спасибо, что я это сделал. Кажется, это будет неплохо.
— Когда услышим?
— Не знаю. Но сам факт есть — написали комбинацию, в которой Кейшс читает стихи, Интарс поет стихи под мелодию, а я пытаюсь что–то подыграть. Но вот могу сказать, что кое–что мы еще сделали — записали программу на Лиго, с очень глубокими такими стихами, такая латышская классика.
— Вы пьете кофе, бодрит?
— Сто грамм можно ведь? А вообще во время концертов с Кейшсом у меня стоит лимонад на рояле, сделанный в лучшие годы (программа называется "Мужчины в лучшие годы". — Прим. авт.). И я там пью!
Ну что вам сказать еще для народа? Народу разве нужно то, что я говорю? Теперь другие говорят. Как правило, плохо. А никто не может мне сказать, что я сказал хоть одно плохое слово. Ни про своих соседей, ни про соседние страны. И про Пугачеву ничего не говорю плохого. Хотя сами понимаете, где–то ее пытаются уничтожать, мне это очень жалко. Ну да, но она все–таки великая певица! И она не дура.
— Здоровья вам, Маэстро!
— Спасибо, товарищ. А теперь я пойду…
— Освободим дорогу ветерану эстрады!
— Ветеран? А, ну да. Большевик!
Андрей Шаврей