Нечасто встретишь человека, в чьей жизни гармонично сосуществуют прошлое, настоящее и будущее, а также медицина, альпинизм, психотерапия и фотография. И, как будто этого мало, он сказал свое слово в политике и наизусть цитирует стихи Мандельштама...
Поневоле поверишь в «лженауку» генетику — такая многогранная личность обязана была унаследовать способность во всем достигать отличных результатов от предков. И точно — отец Бориса Донникова играл на семи музыкальных инструментах, мама — на четырех. Казалось бы, в такой творческой семье ребенок должен стать музыкантом. Но когда сыну исполнилось четырнадцать, родители подарили ему фотоаппарат ФЭД-3. Очевидно, знали что делали...
В то время в каждой школе был свой пост «Комсомольского прожектора». Юные корреспонденты отважно писали в выпусках КП (лист ватмана, куда помещалось пять-шесть заметок и несколько картинок) о недостатках школьной жизни. Борис записался в школьный фотокружок и стал фотокором КП. С той самой поры он и не расстается с фотоаппаратом. Нынешний — кажется, двенадцатый по счету, и это уже серьезная профессиональная техника.
Фотошоп? Минимально. Когда нужно убрать с удачного портрета какие-то лишние детали. Что-то выделить светом, изменить размер кадра... Но картинку я не рисую! Небо в фиолетовый цвет не крашу!
Нынешним школьникам трудно понять, как старшеклассник может прочитать всю — всю! — трилогию Юрия Германа «Дорогой мой человек». Приключений там нет, но есть романтика — прекрасно же быть врачом, спасителем душ и тел!
А потом будущему доктору дважды повезло. Сперва — поступил в медицинский институт, затем — в клубе самодеятельной песни, познакомился с альпинистами. Словом, все по Высоцкому: «Парня в горы тяни — рискни...»
Там, в горах, Борис понял — может, больше, чем просто идти в связке и щелкать фотоаппаратом. Были тогда в горах КСС — контрольно-спасательные станции. И будущий доктор стал спасателем. Два-три летних месяца, когда однокурсники загорали на пляже, он проводил в горах. А работа спасателя в высокогорных условиях требует запредельной физической выносливости и еще больше — душевной стойкости.
Как-то спасали одного шотландца. Буквально с того света вытащили, а когда его отправляли вниз, он закатил скандал — пропали его носки. Вытаскивали двух болгар — они скатились вниз по ледяному склону с высоты около пятисот метров и лежали переломанные. Мы их вытащили, доставили в районную больницу, там их чуть ли не по уши загипсовали. А потом нам сообщают — беспокойные пациенты попались, к хорошеньким медсестричкам пристают.
Борис Донников у Безенгийской стены перед восхождением, 1979год
Примерно в это время в Риге начал работать первый телефон доверия. Цель — профилактика самоубийств. Казалось бы, дежурить должны люди с большим жизненным опытом. Что может сказать человеку, готовому выйти в окно десятого этажа, молодой специалист? Но первым доверили такое опасное дежурство доктору Борису Донникову. Одного в буквальном смысле «вытащил из петли» — удерживал от последнего шага, пока не приехала скорая помощь. Этот случай впоследствии лег в основу сюжета документального фильма, снятого на Латвийском телевидении режиссером Ю. Аудариньшем.
Как ему удавалось спасать людей, попавших в беду? И как организаторы телефона доверия догадались, что у него это должно получиться? Откуда брались силы и слова?
Я черпал энергию в горах. Там та самая красота, которая спасала и спасает мир. Она и меня спасала, а через меня — других.
Было однажды — спасатели несли вниз пострадавшего. Для этой надобности у них были дюралевые сани-волокуши наподобие лодки, называются — акья. И вот четыре человека буквально бегом тащат эту акью, рядом бежит Борис с капельницей — потому что без капельницы вниз прибудет покойник. Перелом основания черепа — не шутка.
Надвигалась буря. Мы пересекали грозовое облако, которое опускалось на склоны Эльбруса. Воздух не просто был наэлектризован — начали звенеть ледорубы и лыжные палки. А потом со всех металлических деталей полетели искры. Ощущения были безумные. Мы были в эпицентре множества стихий, мы слитно существовали с ними. Это было ощущение полного созвучия, неведомой и непостижимой симфонии.
Ощущение полного единства с природой поразило его тогда. Ощущение вселенской причастности к ее силе и красоте.
И уже потом, когда, передав пациента в больницу, он вышел и погрузился в теплую и душистую атмосферу кавказского вечера, вспомнились стихи Осипа Мандельштама:
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Душа, полная пространством и временем, — это был царский подарок от горных стихий.
Я нашел в Латвии «места силы». Одно такое — под Цесисом, есть и другие. Я туда приезжаю «заряжаться». Конечно, с фотоаппаратом.
У меня есть своя Латвия. Я снимаю те пейзажи и тех людей, в которых вижу ее, вижу ее энергию. Понемногу образовалась целая серия «Моя Латвия». Вот — два костра, зажженных накануне Яновой ночи. Один «Янис», второй «Лиго» — один на берегу, второй плывет по реке. Мальчик и девочка... Вот они — мои.
И то, что я снимал в те долгие вечера, для меня сложилось в картину «Любовь земная и небесная».
На сайте русской службы BBC есть рубрика «Любовь: снимки читателей». Там можно увидеть мои работы.
Для меня Любовь и Красота — сестры...
В Канаде есть латвийский избирательный участок, куда в дни выборов приходят канадские латыши. Сперва он был в Оттаве, потом открыли в Ванкувере. Специально для этого участка Борис Донников сделал «латвийскую» экспозицию, потом подарил ее канадскому Дому латвийской культуры.
Но есть в его жизни то, что в какой-то мере заменяет путешествия и даже альпинизм. Это можно назвать дорогой к самому себе.
Возможно, началась она на Кипре, куда Борис Донников приехал на неделю по делам.
Мне предложили пожить в православном монастыре, дали келью, я в ней поселился. Решил соблюдать монастырские порядки. В половине шестого утра шел на службу, ровно через двенадцать часов — другая служба, и так всю неделю — втянулся... Стал понимать их красоту.
Вернувшись в Латвию, стал ездить в Елгавскую пустынь. Даже если не попадаю на службу — просто поброжу вокруг, подумаю...
Как-то Борис Донников решил не посчитать — это невозможно! — а хотя бы приблизительно прикинуть, сколько за полвека сделано снимков.
60 000.
Цифра неточная, но примерно соответствует действительности.
Шестьдесят тысяч образов красоты.
И в каждом — своя поэзия.
Цепочки альпинистов, идущих к вершине. Дети и цветы. Поцелуй посреди озерной глади. Симпатичная собачья морда. Роскошь красок осенней Сигулды...
Вот так он спасает мир. Где красота и доброта — там спасение.